Парижские мальчики в сталинской Москве

Советская интеллигенция, как редиска, была "красной" только снаружи.

Быть может, важнейшее свойство национальной идентичности - ощущение общности судьбы. Вот этого ощущения общности с еврейским народом у Мура не было никогда. О своем еврейском происхождении Мур не вспоминал, даже не задумывался. Ни разу в жизни его не взволновала судьба евреев. Нацистский геноцид был для Мура какой-то. абстракцией. Ему было совершенно всё равно, что будет с евреями, в том числе и с его знакомыми евреями. Он лишь боялся, как бы самому не пострадать из-за них. Его пример - лучшее доказательство того, что этническая принадлежность определяется не происхождением, не "кровью", а культурой и воспитанием.

Лидия Либединская упоминает интересную подробность: 16 октября в Москве вновь появились извозчики. Очевидно, это были крестьяне подмосковных деревень. Их чутью на политико-экономическую конъюнктуру могли бы позавидовать биржевые брокеры с Уолл-стрит. Мужики предлагали бегущим из Москвы свои услуги, причем за очень высокую плату.

Мур не только описал всё, что видел, но и пересказывал слухи, ходившие по городу. Ведь слухи и сами по себе важный исторический источник. Они рассказывают нам, что думали люди, что чувствовали, чего боялись.

Из этого не следует, будто Мур не любил мать, не понимал ее стихов. Любил. И понимал. Но оценке Зелинского он мог противопоставить не собственное мнение, не мнение Цветаевой, а мнение других советских людей. У Тагеров он с удивлением узнал, что молодые советские поэты, оказывается, "не были согласны с этой рецензией и очень хвалили мамины стихи". Поразительно: умный, гордый, независимо мыслящий Мур добровольно отказывался от собственного мнения, считал авторитетом мнение людей, которых он даже не знал или знал поверхностно. Главное, они - советские люди.